Человек, впервые приехавший в Калининградскую область или изредка в ней бывающий, неминуемо выхватывает взглядом элементы древней, прусской, культуры. Глаза как будто сознательно отказываются замечать всё то, что было создано в советскую эпоху. Почему-то истерзанные временем и невниманием стены из мерцающего терракотового кирпича, руины замков и кирх обладают необъяснимо большим благородством, чем обшарпанные строения 1950-х годов. Именно это обстоятельство влечёт сюда людей со всей страны, в которой, за исключением обеих столиц, Золотого кольца и ещё совсем немногих чудом спасших свою чувственность мест, всё – сплошь типовые безликие проспекты или раздольно-унылое запустение.
Коренные жители здесь – в основном внуки и правнуки переселенцев, попавших на эту землю в страшное время, но с достойной целью – осваивать новую территорию и восстанавливать то, что уцелело после войны. Давать оценку действиям людей, которые потеряли в России свои дома, семьи, целые города по вине тех, кто ещё недавно беззаботно ходил и дышал здесь балтийским воздухом, поднимал выпавший из кармана троллейбусный билетик, признавался какой-то бонне в чувствах и поправлял шапочку сыну-сорванцу, сегодня, пожалуй, ни к чему. В Калининградской области, как и везде, русские поднимали страну. Идеи передового производства и планы пятилеток накрепко сидели в сознании советских граждан. Но и это время благополучно завершилось. А Кёнигсберг продолжает разрушаться.
Было прусское – стало русское. Разница всего в одну букву – некая языковая игра, за которой кроется горькое истощение смысла. К счастью, уже многие десятилетия на этой земле царит мирное время. Можно спокойно принимать бюджеты на следующий год и сочинять целевые программы. Но непонятно, почему фигура древнего тевтонского рыцаря, гордо украшавшая когда-то здание ратуши Лабиау, оказалась нужной только музейному хранителю, который спас её из болота. Она без всякого смысла оставлена на улице, под лестницей вечно запертого музея, как случайно забытая шаль. Рыцарь крепко сжимает оружие и держит его ближе к сердцу. Однако стоило придать ему горизонтальное положение, как вся гордость и неприступность превратились в надгробие, в реквием по прусской культуре.
Позиция с оглядкой на прошлое имеет весьма дискуссионную основу. Не так давно в частной беседе редактор одного из уважаемых изданий Калининграда сказала, что «всяческие стенания по утраченному немецкому ни к чему, тем более, что многое сохранено и восстановлено». В качестве иллюстрации она привела площадь Победы, «сердце города».
Действительно, непридирчивому туристу или горожанину приятно пройтись по современной плитке и посмотреть на современную отделку. Немногие из них задумаются над тем, в чём же заключается «сердечность» этого места. Раньше там находились Штайндаммские и Трагхаймские ворота, которые выполняли функцию оборонительных сооружений. К 1910 году они устарели, потеряли свою значимость и были переданы военными городскому управлению, которое очень скоро их уничтожило.
На том месте построили Ганзейскую площадь, названную так потому, что Кёнигсберг входил в Ганзейский союз для развития торгово-экономических и политических отношений вдоль берегов Балтийского и Северного морей. Союз просуществовал до XVII века, а имя Ганза-Плац сохранялось ещё очень долго, до 1934 года.
После этого площадь, как легкомысленная девица, меняла свои имена в зависимости от того, кто становился самым главным. С приходом к власти нацистов «сердце города» было отдано фюреру и переименовано в Адольф-Гитлер-Плац. После войны, как и многое в России, площадь назвали в честь Победы. В 1953 году на ней появился памятник Иосифу Сталину, через пять лет его заменил монумент Владимиру Ленину, а в 1996 году в стране уже не знали, кому верить, поэтому построили Храм Христа Спасителя и установили Триумфальную колонну. Вождя революции перенесли к Дому искусств.
Многое сделано для того, чтобы люди утратили историческую память взамен на непоколебимое убеждение: мы – победители и триумфаторы. Вот только возникают большие сомнения в том, достойны ли победителей загаженные кирхи и замки, которые молчаливо рассыпаются в ответ на увещевания некоторых представителей местной интеллигенции об исключительной русскости Калининграда.
Текст: Александра Манькова
Фото: Артём Лежепёков
